Поначалу главенство творчества в нашем доме мне нравилось. Мечталось о совместных проектах. Литвин – интересный режиссёр, и думалось, всё может получиться. Но, вероятно, как актриса я его не очень впечатляла. По сути, мы жили в творческих, но совершенно параллельных мирах. Однажды муж впервые заметил, что я всё реже и реже прислушиваюсь к его рассуждениям. А что толку бесконечно беседовать об искусстве, если ролей, которые хочется, никто не предлагает? У меня, между прочим, трагедия была!
Хотя ничто её не предвещало. В институте я играла Раневскую, за что была удостоена жирной пятёрки от таких мэтров русского театра, как Марк Захаров, Петр Фоменко и Андрей Гончаров. Моим дипломным спектаклем стал «Дядюшкин сон» по Достоевскому. В Театр имени Вл. Маяковского Гончаров позвал меня играть Розалинду в пьесе Шекспира «Как вам это полюбится». А потом… В театре мне даже прозвище дали – Утренняя актриса. Я всё время что-то репетировала, но ничего не выпускала. «Воительница» по Лескову, Зина в «Дядюшкином сне», Корделия в «Короле Лире» – то есть всё по-взрослому. Не срасталось по-разному. Вот «Дядюшкин сон» – потрясающая пьеса Фёдора Михайловича Достоевского, изумительные партнёры – Ольга Яковлева и Николай Волков. Они работали с листа, просто читали пьесу так, что репетировать её уже не было нужды. Но гениальность всегда непроста. Ольга Михайловна известна тем, что вполне способна режиссёра, который не дотягивает до требуемого ею уровня, в асфальт закатать. Наш не выдержал экзамена «на уровень» и ушел из проекта. «Воительницу» репетировали три месяца, режиссер получил аванс и… сбежал. «Короля Лира» делали «на Филиппова», а с Натальей Георгиевной Гундаревой случился инсульт, и её супругу стало не до спектаклей. Год я репетировала постановку «Синтезатор любви», но во втором составе и на сцену выходила редко. Однако когда попадала, постановщик, руководитель моего курса Леонид Ефимович Хейфец восклицал: «Да! Так! Это то, что мне нужно!» Очень обнадёживало. А перед премьерой мне сказали, что вторая исполнительница этой роли – член художественного совета… Мол, ты же понимаешь. Прошло четыре года. В области самооценки я рухнула ниже плинтуса – ничего не выходит, не получается… Андрей Александрович Гончаров скончался, на его место пришел Сергей Арцибашев, с которым отношения не сложились вообще. И я задумалась: если с режиссёром, который позвал в театр, работы не вышло, то что будет с человеком, который меня в упор не видит?.. В буквальном смысле. Идёшь по коридору, говоришь: «Здравствуйте» – а худрук делает вид, что тебя нет.
На этой мажорной ноте на моём горизонте и возник ситком «Саша+Маша». В театре мне сказали, что сниматься в телефильме я не могу, так как в новом сезоне буду крайне занята – распределена в цыганский хор пьесы «Братья Карамазовы». «Я за семь лет дослужилась до такой роскоши!» – съязвила я. Прекрасно! От шекспировской Розалинды скатиться прямиком в цыганский хор… Мне предложили выбирать между сериалом и театром, и я написала заявление по собственному желанию. И пошла сниматься в ситком. Как неоднократно потом говорил мой муж, «продалась за деньги».
Иногда я думаю, кого бы хотела сыграть больше всего. Наверное, была бы счастлива вернуться к Раневской. Всё-таки я играла её в 23 года, не понимая многих красок этой роли. Сейчас, уже имея за душой некую историю, состоящую из терпения, жертвенности и роковых вещей, я вижу самую знаменитую чеховскую героиню иначе и, уж точно, глубже. Впадать в омуты – это про меня. Трагическая любовь – тоже. Я была бы рада, только кто б предложил?..
Ну так вот. Про омуты. Литвин всё чаще начал повторять, что я перестала слушать его, открыв рот. И это было правдой. От его опеки, которая когда-то меня покорила, я начала задыхаться… Одно и то же из года в год… Причём ты всё это время растёшь, куда-то движешься. Он же, как казалось, никуда не движется, а попивает пивко и коньячок, при этом не оставляя привычки учить меня жить. Прекрасно же: жена чего-то мечется, зарабатывает и таки да – «играет в очень плохих сериалах и отвратительной антрепризе, которые вообще не искусство». Я обижалась, взрывалась. Пыталась перечислять интересные моменты такой работы, убеждала, что актёрские решения возможны в любом формате... И, в конце концов, кричала, что если в семье будет кто-то зарабатывать помимо меня, с удовольствием посижу дома с ребёнком. Но снова засада: не может творческая личность разгружать вагоны, да и вообще чем-то заниматься, кроме режиссуры. А спектакли пока ставить никто не даёт…
Вопросы быта после рождения Сашеньки окончательно выперлись на передний план. Пока ты один, можно сколько угодно мириться с наличием мышей в интерьере, рассуждая о гениальности эпизодов новой картины Альмодовара хоть до пяти утра. Потом всё иначе. Протекшие два года назад потолки не было возможности привести в божеский вид хотя бы посредством вызова рабочих. Карниз отвалился, и уже никто не мог вспомнить точно, когда же именно это произошло. Не говоря о том, что надо было всё-таки его приколотить. Отношение Алексея к дочери меня тоже в корне не устраивало. Не могу вспомнить, чтобы он проявил инициативу и повел её в парк или в кинотеатр на мультики. Да мы и втроём-то выходили только после длительного уговаривания главы семейства. Зато прекрасно помню спину мужа, прилипшего к компьютеру. Игрушечки! Саша пришла из школы. Ну и Саша, ну и пришла. Бах, бах… пли! Невзросло как-то…
(Для увеличения изображения нажмите на него)
Второй муж Алексей Литвин с дочкой Александрой (фото из личного архива Елены)
На самом деле мне не хочется жаловаться на бывших мужей. Проблема была всё-таки не в них, а в нашем «несочетании». И Романовский, и Литвин – очень талантливые люди. И, конечно, совершенно не бытовые. Александр по сей день играет в музыкальной группе, что-то пишет в хорошие издательства, фонтанирует. И я рада, что рядом с ним появилась женщина, которая придерживает его на земле и организовывает его быт. Потому что этим действительно надо заниматься. А мне тоже хотелось быть творческой! Из-за чего и возник у нас с Алексеем хаос, общий и уже совершено необъятный.
Ситуация в семье накалялась. Ссоры стали настолько частыми, что, казалось, мы и рот-то открываем только за тем, чтобы сказать друг другу гадость. Саша демонстративно закрывала уши руками и хлопала дверью. Так продолжаться не могло, и я предложила мужу пожить отдельно, взять паузу, чтобы как следует всё обдумать. Месяц мы тянули с разъездом. А когда сказано «а», за ним непременно последует «б»… Нас прорвало. Ежедневные выяснения отношений всё больше напоминали военные баталии. Наконец Алексей объявил, что уходит. И действительно ушёл. Вернулся на следующий же день. Заявил, что не может жить в чужой квартире. «Что ж… Тогда придется уйти мне». До последнего Алексей не верил, что решусь. Так и говорил потом: «Думал, ты у меня в заднем кармане». А я в тот же день сняла квартиру и перебралась туда с дочкой.
Литвин пытался повернуть всё вспять. Поначалу это звучало как приказ – ты должна вернуться, отдать мне кредитные карточки, потому что не умеешь ими распоряжаться. Следующим пунктом, по его мнению, должно было стать прекращение общения с подругами, которые плохо на меня влияют. Потом пытался давить на чувство долга – ты должна, потому что у нас семья и ради дочери… Если бы Алексей смог сказать нечто более личное и приятное женскому уху, может, я и повернулась бы, как та избушка. Но, видно, не мог. Хотя своих попыток меня вернуть не оставлял и категорически отказывался дать развод. Наверное, он действительно сильно меня любил, но... Кто-то из нас двоих должен был остаться несчастным. Я насиловать себя не хотела, просто не смогла бы жить… В конце концов развели нас автоматически, после того как он сколько-то раз не явился в суд. И в то же время Литвин, кажется, совершенно комфортно чувствовал себя в нашей трёхкомнатной квартире. Меня все пилили: мол, пни Алексея по поводу размена. Но я ждала его самостоятельного решения – он же должен понимать, что мы с Сашей не можем вечно жить в съёмном жилье? Полагала, что со временем у него получится смириться и поступить по-мужски. Тем более что личная жизнь моего бывшего мужа вполне налаживалась: появилась девушка на двадцать лет его моложе, актриса. Да и, в общем-то, три года прошло – срок.
А потом… Мне позвонил брат Алексея. Литвин был в Питере на гастролях, когда его настиг инсульт. Бросила всё. Полетели с Сашей. Алексей в коме. Врачи сказали, что делают всё возможное, но кровоизлияние обширное, аневризма разорвалась… Как мне объяснили, с этой штукой люди рождаются, просто у кого-то «срабатывает», а у других, думающих о своем здоровье, нет. И, тем не менее, родственники Литвина во всем обвиняли меня. Мол, и разводиться он не хотел, значит, ты ему всю нервную систему истрепала. И вот итог. Не впускали в палату: вдруг придёт в себя, увидит меня – и снова удар? Я не сержусь на них, в сложных ситуациях, конечно, проще искать виновного. Психологи пишут, что так легче пережить сильный стресс. Без сознания Алексей пробыл две недели. Я отчасти, конечно, на фоне нагнетаний извне мучилась чувством вины. Всё думала, может быть, как-то иначе надо было заканчивать отношения?.. Здравый смысл сопротивлялся как мог, но… По церквям я побегала. Помню, Алексея готовили к операции, я заказала молебен. И только вышла из храма, позвонили: «Операция прошла успешно». Стало легче: за спиной чувствовался тыл неосязаемых, но мощных сил. Сейчас много рассуждений о религии, так вот, я думаю, что для этого она и нужна.
Когда Литвина перевезли в Москву, выяснилось, что присматривать за ним особенно некому. Мы с Сашей переехали в свою бывшую квартиру. И тут произошло удивительное и невероятное. Мне выпал шанс, о котором многие мечтают, – вернуться в прошлое. У Алексея произошла потеря памяти. Когда очнулся, он начал существовать в нашей ещё пока общей жизни несколько лет назад. Всё время спрашивал про дочку: «Где же малая? Мама твоя пошла с ней гулять?» А Саше тогда почти четырнадцать исполнилось. Я автоматически оказалась в прошлом вместе с ним. Будто не было ни скандалов, ни развода. Алексей смотрел с нежностью, называл меня Рыжиком… Сюр. Я думала, что такое только в романах бывает или кино – отматываешь плёночку назад и живёшь с чистого листа. Мне и приятно было снова увидеть в глазах Литвина любовь, и жаль его, потому что я-то понимала, что это всё ненастоящее, да и не хотела я туда – на десять лет назад. Другой стала. Но волновать его нельзя, поэтому решила подыгрывать, сколько потребуется.
В НИИ СП имени Н. В. Склифосовского Алексею сделали несколько операций. Я старалась его навещать каждый день. «О! Жена пришла!» – приветствовал он меня. И вот однажды гуляем мы по больничному парку… «Грустно», – вдруг говорит. «Что тебе грустно?» – удивилась я. «Ну… Мы же расстались, да? Год вместе не живём». Мы к тому моменту существовали врозь намного дольше. Всё-таки человеческий мозг – удивительно причудливая штука, в этом своём беспамятстве Литвин вдруг стал невероятно светлым, и даже грусть его была абсолютно позитивна… Память понемногу начала к нему возвращаться. Когда я приехала навестить Алексея после последней операции, сразу поняла, что возвращение в реальность – свершившийся факт. Недоброе лицо. Весь в образе. Бесконечные придирки. Благодарности особенной не испытывал. Всё закрутилось снова. Но и в этой истории был свой плюс. Когда я увидела, что Литвин восстанавливается хорошими темпами и явно вскоре станет самим собой, чувство вины перестало меня посещать совсем. Я стала относиться без трагического надрыва и к своему прошлому, и к бывшему мужу. Единственный пункт, по которому я не могу его понять, – это практически отсутствующие отношения с дочерью. В последние четыре года Сашу приходилось ему просто впихивать. Занятость ведь у человека феерическая – то студенты, то репетиции, а на ребёнка времени не остается. А мне всё-таки очень хотелось бы, чтобы они общались, и дочь, как минимум, знала, что отец у неё есть! Надеюсь, со временем меня перестанет это задевать. Подруги говорят – судя по всему, меня это огорчает гораздо больше, чем саму Сашу. Может, и так…
Мужчины все-таки удивительный народ. Многие ведь, закончив отношения с женщиной, ребёнка вычёркивают из своей жизни автоматически. Не понимаю, как им это удаётся? Откуда такое хладнокровие?.. Конечно, случаются и приятные исключения. Одно такое я несколько лет наблюдала и искренне восхищалась. Завидовала...
Хотя ничто её не предвещало. В институте я играла Раневскую, за что была удостоена жирной пятёрки от таких мэтров русского театра, как Марк Захаров, Петр Фоменко и Андрей Гончаров. Моим дипломным спектаклем стал «Дядюшкин сон» по Достоевскому. В Театр имени Вл. Маяковского Гончаров позвал меня играть Розалинду в пьесе Шекспира «Как вам это полюбится». А потом… В театре мне даже прозвище дали – Утренняя актриса. Я всё время что-то репетировала, но ничего не выпускала. «Воительница» по Лескову, Зина в «Дядюшкином сне», Корделия в «Короле Лире» – то есть всё по-взрослому. Не срасталось по-разному. Вот «Дядюшкин сон» – потрясающая пьеса Фёдора Михайловича Достоевского, изумительные партнёры – Ольга Яковлева и Николай Волков. Они работали с листа, просто читали пьесу так, что репетировать её уже не было нужды. Но гениальность всегда непроста. Ольга Михайловна известна тем, что вполне способна режиссёра, который не дотягивает до требуемого ею уровня, в асфальт закатать. Наш не выдержал экзамена «на уровень» и ушел из проекта. «Воительницу» репетировали три месяца, режиссер получил аванс и… сбежал. «Короля Лира» делали «на Филиппова», а с Натальей Георгиевной Гундаревой случился инсульт, и её супругу стало не до спектаклей. Год я репетировала постановку «Синтезатор любви», но во втором составе и на сцену выходила редко. Однако когда попадала, постановщик, руководитель моего курса Леонид Ефимович Хейфец восклицал: «Да! Так! Это то, что мне нужно!» Очень обнадёживало. А перед премьерой мне сказали, что вторая исполнительница этой роли – член художественного совета… Мол, ты же понимаешь. Прошло четыре года. В области самооценки я рухнула ниже плинтуса – ничего не выходит, не получается… Андрей Александрович Гончаров скончался, на его место пришел Сергей Арцибашев, с которым отношения не сложились вообще. И я задумалась: если с режиссёром, который позвал в театр, работы не вышло, то что будет с человеком, который меня в упор не видит?.. В буквальном смысле. Идёшь по коридору, говоришь: «Здравствуйте» – а худрук делает вид, что тебя нет.
На этой мажорной ноте на моём горизонте и возник ситком «Саша+Маша». В театре мне сказали, что сниматься в телефильме я не могу, так как в новом сезоне буду крайне занята – распределена в цыганский хор пьесы «Братья Карамазовы». «Я за семь лет дослужилась до такой роскоши!» – съязвила я. Прекрасно! От шекспировской Розалинды скатиться прямиком в цыганский хор… Мне предложили выбирать между сериалом и театром, и я написала заявление по собственному желанию. И пошла сниматься в ситком. Как неоднократно потом говорил мой муж, «продалась за деньги».
Иногда я думаю, кого бы хотела сыграть больше всего. Наверное, была бы счастлива вернуться к Раневской. Всё-таки я играла её в 23 года, не понимая многих красок этой роли. Сейчас, уже имея за душой некую историю, состоящую из терпения, жертвенности и роковых вещей, я вижу самую знаменитую чеховскую героиню иначе и, уж точно, глубже. Впадать в омуты – это про меня. Трагическая любовь – тоже. Я была бы рада, только кто б предложил?..
Ну так вот. Про омуты. Литвин всё чаще начал повторять, что я перестала слушать его, открыв рот. И это было правдой. От его опеки, которая когда-то меня покорила, я начала задыхаться… Одно и то же из года в год… Причём ты всё это время растёшь, куда-то движешься. Он же, как казалось, никуда не движется, а попивает пивко и коньячок, при этом не оставляя привычки учить меня жить. Прекрасно же: жена чего-то мечется, зарабатывает и таки да – «играет в очень плохих сериалах и отвратительной антрепризе, которые вообще не искусство». Я обижалась, взрывалась. Пыталась перечислять интересные моменты такой работы, убеждала, что актёрские решения возможны в любом формате... И, в конце концов, кричала, что если в семье будет кто-то зарабатывать помимо меня, с удовольствием посижу дома с ребёнком. Но снова засада: не может творческая личность разгружать вагоны, да и вообще чем-то заниматься, кроме режиссуры. А спектакли пока ставить никто не даёт…
Вопросы быта после рождения Сашеньки окончательно выперлись на передний план. Пока ты один, можно сколько угодно мириться с наличием мышей в интерьере, рассуждая о гениальности эпизодов новой картины Альмодовара хоть до пяти утра. Потом всё иначе. Протекшие два года назад потолки не было возможности привести в божеский вид хотя бы посредством вызова рабочих. Карниз отвалился, и уже никто не мог вспомнить точно, когда же именно это произошло. Не говоря о том, что надо было всё-таки его приколотить. Отношение Алексея к дочери меня тоже в корне не устраивало. Не могу вспомнить, чтобы он проявил инициативу и повел её в парк или в кинотеатр на мультики. Да мы и втроём-то выходили только после длительного уговаривания главы семейства. Зато прекрасно помню спину мужа, прилипшего к компьютеру. Игрушечки! Саша пришла из школы. Ну и Саша, ну и пришла. Бах, бах… пли! Невзросло как-то…
(Для увеличения изображения нажмите на него)
Второй муж Алексей Литвин с дочкой Александрой (фото из личного архива Елены)
На самом деле мне не хочется жаловаться на бывших мужей. Проблема была всё-таки не в них, а в нашем «несочетании». И Романовский, и Литвин – очень талантливые люди. И, конечно, совершенно не бытовые. Александр по сей день играет в музыкальной группе, что-то пишет в хорошие издательства, фонтанирует. И я рада, что рядом с ним появилась женщина, которая придерживает его на земле и организовывает его быт. Потому что этим действительно надо заниматься. А мне тоже хотелось быть творческой! Из-за чего и возник у нас с Алексеем хаос, общий и уже совершено необъятный.
Ситуация в семье накалялась. Ссоры стали настолько частыми, что, казалось, мы и рот-то открываем только за тем, чтобы сказать друг другу гадость. Саша демонстративно закрывала уши руками и хлопала дверью. Так продолжаться не могло, и я предложила мужу пожить отдельно, взять паузу, чтобы как следует всё обдумать. Месяц мы тянули с разъездом. А когда сказано «а», за ним непременно последует «б»… Нас прорвало. Ежедневные выяснения отношений всё больше напоминали военные баталии. Наконец Алексей объявил, что уходит. И действительно ушёл. Вернулся на следующий же день. Заявил, что не может жить в чужой квартире. «Что ж… Тогда придется уйти мне». До последнего Алексей не верил, что решусь. Так и говорил потом: «Думал, ты у меня в заднем кармане». А я в тот же день сняла квартиру и перебралась туда с дочкой.
Литвин пытался повернуть всё вспять. Поначалу это звучало как приказ – ты должна вернуться, отдать мне кредитные карточки, потому что не умеешь ими распоряжаться. Следующим пунктом, по его мнению, должно было стать прекращение общения с подругами, которые плохо на меня влияют. Потом пытался давить на чувство долга – ты должна, потому что у нас семья и ради дочери… Если бы Алексей смог сказать нечто более личное и приятное женскому уху, может, я и повернулась бы, как та избушка. Но, видно, не мог. Хотя своих попыток меня вернуть не оставлял и категорически отказывался дать развод. Наверное, он действительно сильно меня любил, но... Кто-то из нас двоих должен был остаться несчастным. Я насиловать себя не хотела, просто не смогла бы жить… В конце концов развели нас автоматически, после того как он сколько-то раз не явился в суд. И в то же время Литвин, кажется, совершенно комфортно чувствовал себя в нашей трёхкомнатной квартире. Меня все пилили: мол, пни Алексея по поводу размена. Но я ждала его самостоятельного решения – он же должен понимать, что мы с Сашей не можем вечно жить в съёмном жилье? Полагала, что со временем у него получится смириться и поступить по-мужски. Тем более что личная жизнь моего бывшего мужа вполне налаживалась: появилась девушка на двадцать лет его моложе, актриса. Да и, в общем-то, три года прошло – срок.
А потом… Мне позвонил брат Алексея. Литвин был в Питере на гастролях, когда его настиг инсульт. Бросила всё. Полетели с Сашей. Алексей в коме. Врачи сказали, что делают всё возможное, но кровоизлияние обширное, аневризма разорвалась… Как мне объяснили, с этой штукой люди рождаются, просто у кого-то «срабатывает», а у других, думающих о своем здоровье, нет. И, тем не менее, родственники Литвина во всем обвиняли меня. Мол, и разводиться он не хотел, значит, ты ему всю нервную систему истрепала. И вот итог. Не впускали в палату: вдруг придёт в себя, увидит меня – и снова удар? Я не сержусь на них, в сложных ситуациях, конечно, проще искать виновного. Психологи пишут, что так легче пережить сильный стресс. Без сознания Алексей пробыл две недели. Я отчасти, конечно, на фоне нагнетаний извне мучилась чувством вины. Всё думала, может быть, как-то иначе надо было заканчивать отношения?.. Здравый смысл сопротивлялся как мог, но… По церквям я побегала. Помню, Алексея готовили к операции, я заказала молебен. И только вышла из храма, позвонили: «Операция прошла успешно». Стало легче: за спиной чувствовался тыл неосязаемых, но мощных сил. Сейчас много рассуждений о религии, так вот, я думаю, что для этого она и нужна.
Когда Литвина перевезли в Москву, выяснилось, что присматривать за ним особенно некому. Мы с Сашей переехали в свою бывшую квартиру. И тут произошло удивительное и невероятное. Мне выпал шанс, о котором многие мечтают, – вернуться в прошлое. У Алексея произошла потеря памяти. Когда очнулся, он начал существовать в нашей ещё пока общей жизни несколько лет назад. Всё время спрашивал про дочку: «Где же малая? Мама твоя пошла с ней гулять?» А Саше тогда почти четырнадцать исполнилось. Я автоматически оказалась в прошлом вместе с ним. Будто не было ни скандалов, ни развода. Алексей смотрел с нежностью, называл меня Рыжиком… Сюр. Я думала, что такое только в романах бывает или кино – отматываешь плёночку назад и живёшь с чистого листа. Мне и приятно было снова увидеть в глазах Литвина любовь, и жаль его, потому что я-то понимала, что это всё ненастоящее, да и не хотела я туда – на десять лет назад. Другой стала. Но волновать его нельзя, поэтому решила подыгрывать, сколько потребуется.
В НИИ СП имени Н. В. Склифосовского Алексею сделали несколько операций. Я старалась его навещать каждый день. «О! Жена пришла!» – приветствовал он меня. И вот однажды гуляем мы по больничному парку… «Грустно», – вдруг говорит. «Что тебе грустно?» – удивилась я. «Ну… Мы же расстались, да? Год вместе не живём». Мы к тому моменту существовали врозь намного дольше. Всё-таки человеческий мозг – удивительно причудливая штука, в этом своём беспамятстве Литвин вдруг стал невероятно светлым, и даже грусть его была абсолютно позитивна… Память понемногу начала к нему возвращаться. Когда я приехала навестить Алексея после последней операции, сразу поняла, что возвращение в реальность – свершившийся факт. Недоброе лицо. Весь в образе. Бесконечные придирки. Благодарности особенной не испытывал. Всё закрутилось снова. Но и в этой истории был свой плюс. Когда я увидела, что Литвин восстанавливается хорошими темпами и явно вскоре станет самим собой, чувство вины перестало меня посещать совсем. Я стала относиться без трагического надрыва и к своему прошлому, и к бывшему мужу. Единственный пункт, по которому я не могу его понять, – это практически отсутствующие отношения с дочерью. В последние четыре года Сашу приходилось ему просто впихивать. Занятость ведь у человека феерическая – то студенты, то репетиции, а на ребёнка времени не остается. А мне всё-таки очень хотелось бы, чтобы они общались, и дочь, как минимум, знала, что отец у неё есть! Надеюсь, со временем меня перестанет это задевать. Подруги говорят – судя по всему, меня это огорчает гораздо больше, чем саму Сашу. Может, и так…
Мужчины все-таки удивительный народ. Многие ведь, закончив отношения с женщиной, ребёнка вычёркивают из своей жизни автоматически. Не понимаю, как им это удаётся? Откуда такое хладнокровие?.. Конечно, случаются и приятные исключения. Одно такое я несколько лет наблюдала и искренне восхищалась. Завидовала...