(Для увеличения изображения нажмите на него)
Где-то на задворках сознания всегда крутилась мысль, что именно такого отца я хотела бы для своих детей. Сколько бы раз я ни увидела Илью Хорошилова, столько так и думала.
С Катей Климовой мы с 2003 года играем в антрепризной комедии «Боинг-Боинг». Сначала репетировали, потом ездили с гастролями, начали общаться, и однажды она пригласила нас на день рождения своей старшей дочери – Лизы. Там мы с Ильёй, Катиным тогдашним мужем, и познакомились.
Тут, наверное, надо расставить все точки над «i». Потому что когда я увидела заголовок «Елена Бирюкова беременна от мужа Кати Климовой» в одной жёлтой газете, у меня все зубы разом заболели. Начнем с того, что Илья не обязан носить титул «вечный муж», тем более, сейчас, когда он давно юридически свободен. Наши дочери Лиза и Саша дружат много лет. И когда мы с Ильёй в очередной раз пересеклись на дне рождения его дочки, он тоже был свободен. Катя уже вышла замуж за Игоря Петренко, больше того, они находились в режиме ожидания второго общего ребенка. На самом деле смешно тогда вышло… Не ручаюсь за точность диалога, но я сказала ей: «Какой потрясающий этот твой Илья! Кажется, никогда ещё не видела, чтобы мужик так носился с детьми. И главное – ему это явно нравится! Умный, с чувством юмора… Как же ты решилась бросить такое сокровище?» «Нравится? Ну так не теряй времени!» – засмеялась Катя. Нет, конечно, это была шутка, безусловно, шутка. Нельзя же всерьёз воспринимать признание подруги в том, что ей бы понравилось, появись рядом с её бывшим мужем кто-то знакомый. Потому что... спокойнее. «А какая из тебя образцовая мачеха может получиться!» – и снова хохочет. Мы много смеялись в тот вечер. Но шутки шутками, а я одна. И Илья один. Оба после неудачной семейной жизни и всё ещё переживающие по этому поводу.
В тот день много лет назад мы с Сашей Романовским пошли в кино. Посмотрели один фильм с махровым хеппи-эндом про то, как «они поженились». Потом он потащил меня на следующую мелодраму, без передышки. Странно, но ладно… И вот снова два часа тёмного зала кинотеатра. Герои шли к истинному счастью чуть быстрее предыдущих, но перипетии жёстче. Я уже сильно хотела есть, когда показалась невнятная перспектива хеппи-энда. Наконец и они поженились! Мы вышли из кинотеатра, и тут я увидела, что с кавалером моим творится нечто невообразимое. Даже в вечернем свете бросалось в глаза, как он краснеет, бледнеет и страшно нервничает. «Ты выйдешь за меня?» – наконец смог выдавить из себя Саша. Поначалу я решила, что это шутка такая, и даже попробовала рассмеяться. Вот не сообразительная была в двадцать лет! Романовский выдохнул так, что всё веселье с меня как рукой сняло. Вижу, плохо ему по-настоящему. Думаю: «Отвечу «нет» – и упадет прямо на тротуар» – и сказала «да». «Поехали, расскажем родителям!» – сразу пришёл в себя Саша. Но тут уж я попросила его не частить…
На самом деле я ни разу не хотела идти замуж и все-таки выходила. Почему-то. Нет, я любила своих мужей, с Романовским у меня и сейчас замечательные отношения, но… В день своей первой свадьбы сижу в парикмахерской, мне делают свадебную причёску и маникюр. Смотрю на себя в зеркало и размышляю: «Сбежать бы сейчас куда-нибудь… В лес, например». Но родители арендовали столовую, повара наготовили к банкету, и потом – жених… Пришлось идти замуж. На свадьбе я подкалывала Сашу, рассказывая о своих мыслях по части побега. «Если ты сейчас же не замолчишь, уйду я!» – вышел он из себя, и мне стало как-то грустно.
Мама сказала, что никогда не будет жить в одной квартире с зятем, следовательно, раз я выхожу замуж, должна жить где-то ещё. Поначалу мы поселились в квартире Сашиных родителей, потом поменялись местами с его бабушкой, великодушно отписавшей нам свою однушку. Прожили мы там три месяца. А потом бабуля решила вернуться. Мы как раз обустроились, мебель поставили… Причем нам она о своём решении не сообщила. Однажды возвращаюсь домой, а там баррикады из бабушкиной мебели, и она сама как логическое их завершение. У Саши в тот период был кризис, он мучился поисками себя. Ушёл из педагогического института, в котором учился. Создал музыкальную группу «Дети лейтенанта Шмидта». И никак не мог найти работу. Продолжительная хандра привела к тому, что Романовский однажды собрался и уехал в деревню пасти коров. Ну и что делать?.. Муж – с коровами, тут – бабушка… А я такой человек, который терпит долго, а потом, когда накапливается, как по щелчку, рушит всё вокруг. Молча собрала сумку и ушла. Возвращаться к свекрови не хотела, к родителям – тоже, так и уехала в Москву. Кстати, Романовский меня даже напутствовал: «Езжай, ты талантлива. Обязательно станешь известной актрисой». Отдал мне все скопленные деньги, а потом ещё и прикрывал меня перед родителями, которые понятия не имели, куда же я отправилась. Так и вышло, что замужем я пробыла год. Странный такой брак получился.
В столице поехала к подруге, которая, окончив театральный вуз, уже работала в Театре имени Рубена Симонова. Она как раз собиралась ехать отдыхать. А мне оставила в пользование свою комнату в коммуналке с совершенно пустым холодильником. Деньги закончились быстро. Есть было совсем нечего. А в нескольких театральных меня допустили до третьего тура, значит, именно сейчас возвращаться домой глупо. Впервые в жизни я почувствовала, что такое настоящий голод. Страшная штука, скажу я вам. Закрываешь глаза и видишь огромный такой бутерброд: сыр жёлтенький, масляный, колбаска розовенькая… И не закрываешь – перед тобой всё равно бутерброд! Так весь день про еду и думаешь. Ночью засыпаешь, кажется – вот оно, отпускает, а она, подлая, начинает сниться! Однажды, будучи не в силах справиться с голодом и отчаянием, я пошла на Тверской бульвар. «Может, кто-нибудь пристанет, – думаю, – и меня покормит». Села на скамейку напротив «Макдоналдса» – поближе к еде. Подошёл молодой человек, который продавал свои стихи: «Девушка, купите книжку». Сборник его стоил три рубля. А билет до родного Минска, как сейчас помню, пятнадцать. «У меня и на метро-то денег нет», – призналась я. «Наверное, приезжая? Поступаете? В театральный, вероятно?» После моего горестного кивка открывает книжку, а там 25-рублёвка. «Берите», – говорит. Поотпиралась, конечно. «Серьёзно говорю, берите! Это я долг возвращаю. Когда приехал поступать в Литературный институт, у меня тоже не было денег, я сильно нуждался. И один незнакомый человек помог мне. Вот и вы, когда станете известной артисткой, сможете вернуть долг – помочь кому-то следующему». Кстати, сейчас для меня поддерживать студентов – неписаный закон. «Поехали ко мне домой. Моя невеста готовит потрясающий борщ», – вдруг продолжает незнакомец. Ну вот! Всё и ясно. Хотела, чтоб кто-нибудь пристал, – получи. Страшно было – жуть, но купюру же взяла – надо ехать. Дверь открыла и правда невеста. Очень жаль, что я не запомнила, как их зовут. Найти бы сейчас…
Много раз провидение выводило меня на таких людей. У родителей денег я не брала, поэтому весь первый курс ГИТИСа продолжала жить впроголодь. И вот однажды мы выступали в Доме актёра с каким-то капустником. Рядом с моим педагогом по сценический речи оказалась удивительная женщина, с которой я общаюсь по сей день, – Красновская Элеонора Матвеевна. Она спросила про меня, и ей ответили – мол, бедная-несчастная, приехала из Минска, живёт в общежитии. «Пусть она мне позвонит», – велела Элеонора Матвеевна. Я долго сомневалась. Когда же, наконец, пришла к ней в гости, мне были оставлены ключи от квартиры, полный холодильник продуктов и директива присмотреть за собакой, пока она сама съездит в Ленинград. Я совершенно обалдела от оказанного доверия. Кто я? Девица из театрального, и всё. Одна из многочисленных девиц, если быть точной. Помимо того, что теперь я была сыта, надо сказать, как именно.
Моим самым большим удовольствием стало просыпаться раньше на два часа, для того чтобы успеть позавтракать с Элеонорой Матвеевной. Дворянские ли корни хозяйки играли ведущую роль в этом завтраке, общая ли её культура – больше сорока лет Красновская проработала заведующей зарубежным отделом в ВТО, но это было из какой-то другой, невероятной жизни. Завтрак накрывался. Двойные тарелки, белоснежные салфетки, разговоры только на «вы». И ей было что рассказать! Близкая дружба с Товстоноговым, истории про Ульянова, Юрского. Её завтраки я не могла ни на что променять. Шарм тех утренних бесед до сих пор цел и невредим в моей душе. Он как нечто неосязаемое, как аромат дорогого французского парфюма, который зацепил тебя случайно на улице, и ты не можешь его описать – только почувствовать и запомнить.
Забегая вперед, скажу, что Элеонора Матвеевна в здравом уме и отличной форме по сей день, хотя и сказала недавно, что жить 92 года, наверное, неприлично. Я по-прежнему люблю у неё бывать. Показывала ей старшую дочку, и она сказала: «У вас красивые дети. Надо ещё». Недавно возила младшую. Спрашивает: «А что же замуж не выходите?» «Не тянет пока…» – «Это вы блажите». Я восхищаюсь этой женщиной! И конечно, очень благодарна ей за ту поддержку, которая удержала меня на плаву когда-то.
Кстати, о провидении. Там же, в ГИТИСЕ, я познакомилась со своим вторым будущим бывшим мужем. Алексей тогда учился в аспирантуре ГИТИСа, был педагогом-стажёром, поэтому присутствовал на прослушивании абитуриентов. Помню, когда я его впервые увидела, почему-то поняла, что за Литвина-то и выйду замуж. Кстати, из всей приёмной комиссии он оказался единственным, кто выступил против моего зачисления. Не понравилась я Алексею, чувствовал, наверное, чем всё кончится… Исходя из вышесказанного, наверное, ясно, что роман наш случился далеко не сразу. Прошло два года. Начали репетировать «Отражение» Тома Стоппарда. И однажды после репетиции мы просто пошли вместе домой.
Пока ты в театральном, жизнь течёт по своим автономным законам. Наверное, большую часть обывателей это должно шокировать. А будущие артисты счастливы и сыты мечтами об искусстве и идеалистическим восприятием мира. Все намёки на быт умирают в сознании под действием вируса сцены. Пусть пока гипотетической. Комната в коммуналке с мышами? Ну и что? Главное же – разговоры, проекты до утра! Тут мы с Алексеем совпали стопроцентно, и творческие диспуты, случалось, длились сутками. Прерывать сей высокий процесс удавалось только нашей роскошной соседке Розе Осиповне. Дамой она была весьма древней, уже практически лысой и очень настойчивой. Её отличительная черта – постучать в дверь и, не дожидаясь, когда тебя пригласят, войти. Вламывалась она, прямо скажем, в разные моменты. Не всегда попадая на разговор. Однажды картина, представшая перед её глазами, оказалась настолько яркой, что Роза Осиповна окончательно разочаровалась в общении с нами и перестала впираться.
С Литвиным сложилось всё, как у меня обычно, – банально и без особой лирики. Его родители помогли нам с однокомнатной квартирой. Решили пожениться, я забеременела, так в три месяца со всеми событиями и уложились. Свадьбы никакой не было. Из особенного (хотя для меня это опять же типично) – крайнее нежелание выходить замуж, которое мною завладело с утра пораньше прямо перед походом в загс.
Мне как-то не спалось. Думала, думала и, наконец, не придумала ничего лучше, как смыться по-тихому. «Потом, конечно, Лёша спросит, – размышляла я, – Но тогда можно просто ответить: «Ох, ну надо же! Забыла!» Реплика сонного Литвина застала практически в дверях: «Ты куда собралась? У нас же роспись в 10 часов». Отказаться в тот момент означало сильно обидеть человека, и я снова потопала в бюро регистрации актов гражданского бла-бла… В загсе расписались по-быстрому и рванули в Дубну к брату свежеиспечённого мужа ловить рыбу. Никогда в моих отношениях с противоположным полом не было романтики – мне не дарили охапок роз, не проникали на мой балкон, не возили в Париж… Признаюсь, иногда я завидую, когда подруги взахлёб рассказывают что-то вроде: «Попрощались на перроне в Москве, выхожу на сцену в Питере, а в первом ряду – он с букетом!» Мои мужья были настолько озабочены оставлением своего следа в искусстве, что до цветов руки не доходили, а на остальное денег не было.
Продолжение статьи - страница 2
Окончание статьи - страница 3
Ещё фото: 1 2 |
